Илья Репин сам боялся своих картин

    Леонид РЕПИН рассказывает о великом художнике и своем однофамильце:
Признаться, автора этих строк в свое время весьма отягощала знаменитая на весь мир фамилия. Устав отвечать на вопроcы, почему с такой фамилией я не рисую, я решил не браться за живопись, а двинуть прямиком в газету.
    Говорили, что мой великий однофамилец (в отличие от меня) потянулся к краскам, едва появившись на свет. А произошло это 24 июля 1844 года в городе Чугуеве. Учиться живописи его отчего-то направили довольно поздно - в 13 лет, в том же Чугуеве. Зато потом успех следовал один за другим: сначала Малая золотая медаль Академии художеств в Петербурге, затем - Большая. Когда появились деньги, Репин отправился путешествовать по Волге и написал множество эскизов, которые и легли в основу его картины «Бурлаки на Волге».

    За границей его признали на первой же выставке в Париже. Шевельнув плечами, он встал в один ряд с самыми выдающимися художниками своего времени. Да и не только своего.

    ПОКУШЕНИЕ НА «ГРОЗНОГО»
    Тот день, 16 января 1913 года, в Третьяковской галерее было как обычно людно. Смотритель Третьяковки Николай Мудрогель обратил внимание на посетителя - человека лет тридцати. Тот не спеша подошел к монументальной картине Сурикова «Боярыня Морозова», некоторое время постоял возле нее, разглядывая, а затем, круто развернувшись, направился к полотну Репина «Иван Грозный убивает сына», висевшему на противоположной стене.
    Выхватив из-за голенища нож, он тремя резкими движениями рассек картину, одним из разрезов отхватив царскую голову. Центральная часть картины повисла лохмотьями... Раздалось несколько громких вскриков. Покуситель повторял время от времени: «Довольно крови...»
    В полицейском участке Абрам Балашов, владелец дома в Кладбищенском переулке, здесь же, в Замоскворечье, продолжал твердить ту короткую фразу. В этот же день иконописца Балашова освидетельствовали врачи и нашли душевнобольным.
    Репин находился в своем имении в Куоккале, неподалеку от Петербурга, и, получив телеграмму от Павла Михайловича Третьякова, немедленно выехал в Москву. Что он чувствовал в дороге, невозможно представить.

    «Я ОТВОРАЧИВАЛСЯ ОТ ЭТОЙ КАРТИНЫ»
    Над этой картиной Илья Ефимович работал долго, мучительно. Он неоднократно оставлял уже написанное и даже заставлял другими полотнами, но начатая картина влекла его и совершенно очевидно притягивала. И тогда живописец вновь брался за кисть. Спустя много лет написал: «Мне минутами становилось страшно, я отворачивался от этой картины, прятал ее. На моих друзей она производила то же впечатление. Но что-то гнало меня к этой картине...»
    Сначала Репин назвал свое ошеломляющее полотно «Иван Грозный и его сын Иван 16 ноября 1581 года». О том далеком дне в Александровской слободе, где семья царя по обыкновению жила всю осень, известно главное, однако далеко не все.
    Конечно, Репин изучил, насколько было возможным, событие да и саму эпоху, которую собирался воссоздать на полотне. Для него все становилось важнейшим, всякие детали царского быта. Ну а уж в психологию главных действующих лиц он проник так, словно бы сам в тот злой час стоял в темном углу, никем не обнаруженный.

«БОЖЕ, КАК НАПИСАНО!»
    Художник впервые выставил свое полотно в петербургском доме князя Юсупова 10 февраля 1885 года и, судя по всему, не сомневался в успехе. А он оказался громогласным неслыханно. Иван Крамской и вовсе не мог отойти от картины, восклицал: «Как написано, Боже, как написано! В самом деле, вообразите, - тьма крови, а вы о ней и не думаете, и она на вас не действует, потому что в картине есть страшное, шумно выраженное отцовское горе и его громкий крик, а в руках у него сын, которого он убил!» Суриков тоже восхищался картиной.
    Что было потом... Главный хранитель Третьяковки художник Хрусталев через несколько дней после балашовской резни бросился под поезд недалеко от станции Лосиноостровская. Погиб на месте.
    Репин заново написал голову Ивана Грозного на отдельном куске полотна и сам наложил заплату. Буквально через несколько часов, уж Репин уехал, Игорь Грабарь, главный художник Третьяковки, совершил смелый поступок: стер свежие краски, поверх старого репинского масла наложил ювелирные мазки акварели и покрыл сверху лаком. Репин, приехавший посмотреть, как выглядит его собственная авторская реставрация, ничего не заметил.