Он четыреста сделал этюдов,
Как охотник в засаде, часами он ждал
У реки той волшебной минуты:
Чтобы солнце вплотную к закатной черте,
Чтобы кланялись ивы пурпурной воде,
Чтоб вдоль берега плыл розоватый туман,
Чтобы в небе трубил журавлей караван.
Как охотник в засаде, часами он ждал
У реки той волшебной минуты:
Чтобы солнце вплотную к закатной черте,
Чтобы кланялись ивы пурпурной воде,
Чтоб вдоль берега плыл розоватый туман,
Чтобы в небе трубил журавлей караван.
И взлетала тогда над холстом его кисть,
Окрыленная вмиг вдохновением,
И душа устремлялась в хрустальную высь,
Постигая блаженство творения.
И прекрасен был мир на звенящем холсте:
Отражаются ивы в пурпурной воде,
И вдоль берега - розовой дымкой туман,
И в небесной далИ - журавлей караван!
А потом он в музее, как в Божьем суде,
Исходил от волнения пОтом.
Заседал выставком*. Велся спор о судьбе
Его первой серьезной работы.
И заслуженный член, председатель жюри,
Бородою тряся, говорил: "Посмотри,
Ну кому нынче нужен над речкой туман,
И летящий на юг журавлей караван?!
Друг мой, здесь у вас просто банальный пейзаж,
Нет изюминки, свежей идеи,
Заберите картину, Саврасов вы наш,
Не подходит она для музея!
Вон, смотрите, картина висит на стене:
Из-под пива бутылка верхом на коне.
Вроде просто, но очень глубокий тут смысл:
Если пить - будет черной, как конь этот, жизнь!"
Ему вторила дама в зеленом манто:
"На базар вы с картиной пойдите!
Нет сомнения в том, что вы баксов за сто
Там крестьянам ее продадите!
Очень любят невежды сюжетики, где
Отражаются ивы в закатной воде,
И вдоль берега - розовой дымкой туман,
Да еще и летит журавлей караван!"
Так судили-рядили кистей мастера,
Корифеи большого искусства -
Композиции нет, и картина сыра,
Колорит, мол, не тот, нет, мол, чувства...
Лишь студентка Марина по младости лет
Заикнулась, что есть тут и воздух, и свет,
И вода, как живая, струится меж скал...
Только голос ее ничего не решал.
А со стен галереи, как будто смеясь,
На картину взирали "шедевры":
Ляповатых абстракций безумная вязь
И гротескных животных маневры,
И портреты вождей, и портреты бомжей,
И стада темно-красных крылатых ежей,
И кривые дома, и зеленый скелет,
И вообще непонятно чего силуэт...
После этого он две недели бухал,
Жег холсты на дровах из мольбертов,
Краски лил в унитаз, кисти в щепки ломал,
Да играл у домашних на нервах.
А потом, поумерив трагический пыл,
Он картину свою взял - и мне подарил,
Ту картину, где ивы склонились к воде,
И приблизилось солнце к закатной черте.
И теперь у меня есть река и закат,
И согрет я той искоркой Божьей,
Той частичкой души, что зовется "талант"...
Сей пейзаж и зовёт, и тревожит!
И приходит весь дом любоваться ко мне
Тем закатом, что в зале висит на стене.
Все глядят восхищенно на ивы, туман,
На плывущий на юг журавлей караван.
Антон Мамынов
